top of page

МЕЙЕРОВА СТЕНА

"Что я пишу на ней теперь, и что для вас удастся мне срисовать?
Важно ли, если вы не услышите или не поймете меня?
Я силы ищу равной своей любви, а не так, чтобы самой свечки зажигать".

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

Белый дом под зеленой крышей, а одна из стен – Мейерова. Первая фраза получилась самой умной, самой емкой, потому что я не думала над ней. И привлекая меня смысловыми оттенками (дом бумажный, стена кирпичная, да и не всякий вспомнит, кто такой Мейер) она все же дает возможность подумать над прочностью оставшихся стен... 

 

Зеленая "крыша" и белое "нутро" – домик. Так выглядели мои тетради-дневники, в линейку и в клетку, на 12 или 18 листов, которые в зависимости от сложности текущего года, то распухали до "общих", то (с появлением компьютера) оставались тоненькими, недописанными и до половины. С 14 до 34 лет – больше, чем совершеннолетие. Но из этих тетрадей очень трудно понять, как я жила, потому что описывала я не происходящие события, а только свой внутренний отклик на них. Однако у каждой тетради был эпиграф – некий зашифрованный путеводитель, оставленный в прихожей белого дома. Да и первая запись, датируемая днем рождения, так или иначе, подводила итоги прошедшего года.

Когда-то, 15 лет назад, я написала о том, что Мейерова стена для меня, но прежде, хочу показать, что же это такое "по Достоевскому". А, может кому-то полезно будет и всю главу перечесть...

"Ипполит закрыл руками лицо и задумался.

– Вот что: когда вы давеча прощались, я вдруг подумал: вот эти люди, и никогда уже их больше не будет, и никогда! И деревья тоже, – одна кирпичная стена будет, красная, Мейерова дома... напротив в окно у меня... ну, и скажи им про всё это... попробуй-ка, скажи; отрекомендуйся мертвецом, скажи, что "мертвому можно всё говорить"…

Я смотрел в окно на Мейерову стену и думал только четверть часа говорить и всех, всех убедить…

Да, эта Мейерова стена может много пересказать! Много я на ней записал. Не было пятна на этой грязной стене, которого бы я не заучил. Проклятая стена! А все-таки она мне дороже всех павловских деревьев..."

 

О чем идет речь? К кому обращены эти горячие слова, и кто их произносит?

Я, ты, любой из нас. Все это мы повторяем близким и далеким, любому, кто готов нас услышать и разделить бремя нашего "я". Полюбить. Ведь только любя, только забывая о себе, можно не свое и принять.

"Исповедь" Ипполита – это всего лишь кирпичик в стене Федора Достоевского, но его произведений хватит на стену не меньше китайской. Эта "Исповедь" породила ответное движение, бросок к своей стене. Появилось желание разглядеть и озвучить.

"…Мою Мейерову стену и всё, что на ней так откровенно и простодушно написано" (опять цитирую книгу) невозможно променять на "сонм павловских деревьев" именно потому, что у каждого из нас свои судьба и крест. Все что я могу, это предъявить выручку с талантов, которыми на время одарил меня Господь.

 

О ТОМ, ЧТО ТАКОЕ МЕЙЕРОВА СТЕНА

Собственная жизнь; такая, какой ты ее видишь.

Все твое время. Отпущенное, о котором не знаешь. Прошлое, хранимое в памяти. И настоящее  – синтез этих двух.

Способы получения и передачи информации.

Наше творчество – искаженная проекция с Мейеровой стены. Только дети и юродивые, да еще смертельно больные, те, кто стоит у границы духовного мира более-менее точно передают увиденное. Их рисунки кажутся нелепыми, иногда слишком резкими, а порой и уродливыми, но насколько беднее наши полотна…

 

Люди. Я вижу тех, кого мне хочется ощутить рядом с собой. Их пороки или добродетели не играют никакой роли. Их жизнь связана с моей чем-то иным, нежели свойства характера. Но скорее всего со многими из них я больше никогда не встречусь.

 

Дети. Их вина, описанная В.Розановым, никак не облегчает моей боли. В страданиях детей проявляется и животная несправедливость. А наша вина не должна бы касаться природных инстинктов. Все, что слабее нас, созданное Господом младше и ниже, исковерканное и мучимое чем-то в нас, источник самой лютой непреходящей боли и греха, потому что круг замыкается и мое несчастье делает несовершенным все вокруг.

 

Мужчина, созданный для меня. Постоянно меняющий облик. И с каждой неудачной попыткой, лицо живого человека скрывает от меня еще какую-то часть его изменчивой красоты. Стало быть, опять потеря без приобретения. А на стене издевкой "люби все то, что есть".

 

Образы. Черные бабочки. Никогда я не соглашусь на гипноз. Знакомый страх преодолим, нет иначе, переживаем издалека. Казалось бы до чего удачный выход – вмешательство в подсознание! Но что окажется там помимо или вместе с бабочками?

 

Интуитивное знание. Что страшней бабочек? Узнать о том что созданное тобой, важно только для тебя. Слово "мастер" – образ поэта и твоя защита в реальной жизни, но ты не можешь найти его, записанным хоть бледно, хоть коряво на Мейеровой стене. Чувствуешь: где-то есть! Но пока не видишь.

 

Мир на Ладошке  – тот, что я однажды срисовала четырехлетнему сыну. Свобода и отсутствие боли. Планеты и встречи. Место, где наши силы и радость безграничны. Образ рая и один из немногих источников света или окно в Мейеровой стене.

 

Кажется, все? Нет. Скажи правду. Стена то – отзеркаливает. Что за ее цвет, материал, из которого она построена? Все картинки тускнеют и исчезают со временем, словно, поглощаемые поверхностью Мейеровой стены. Значит, последнее будет: об одиночестве. О своем лице, об общении только с собой, о безнадежности и безумии такого общения. И я вынуждена рисовать страх, чтоб избавиться от ужаса.

 

Теперь все.

2002-2016 гг.

1

©Елена Лукина

bottom of page